Павел Юстен

ПОСОЛЬСТВО В МОСКОВИЮ 1569-1572

Теперь следует 1570 год от Р.Х., поворотный пункт нашей трагедии и несчастной миссии

В начале января распространился слух о том, что Московский Великий князь находится неподалеку от Новгорода 30. Русские, которые выказывали нам притворное дружелюбие, уверяли, что все обернется в лучшую сторону через несколько дней. Те, кто прибудет для изучения нашего дела, появятся якобы скоро и разрешат нам отправиться на родину. Мы уже почти поверили их коварным любезностям, но все равно печалились и грустили. Наступило Крещение, и когда мы утром готовились к службе, пришли два посланных из дворца человека и спросили, собираемся ли мы завтра, 7 января, к Наместнику, как обещали. Мы сказали, что, если Господь позволит, готовы отправиться куда угодно. На следующий день во время молитвы мы просили Господа, чтобы посещение дворца было для нас удачным, и, не поев, прождали до обеда. Наши коварные враги уверяли, что мы получим там прекрасный обед, так что не нужно подкрепляться. Наконец прибыли посланные к нам воины. Наш провожатый Григорий ехал справа от меня в собственном экипаже, у других послов тоже были провожатые по правую сторону. Пятеро из нас ехали на собственных лошадях. Около дворца мы спешились и оставшийся путь прошли пешком. По обе стороны от нас стояли люди Великого князя, с которых беззастенчиво сняли всю одежду, они были совсем наги. Они находились вокруг, пока мы Не дошли до лестницы. Навстречу нам вышли двое русских, которые со злорадством поздоровались и пошли впереди нас. [123] в дом, где собрались Наместник и другие русские аристократы. Многие из них были вооружены и снаряжены будто на битву, а не для переговоров с послами. После приветствий Матиас Шуберт начал излагать, что он говорит в соответствии с указаниями короля, которые были нам даны. Но когда присутствующие заметили, что в приветствии не упомянут Наместник, они прервали толмача, грязно обругали нас и спросили, признаем ли мы Наместника братом нашего короля и равным ему, как это было раньше.

Мы просили, чтобы они разрешили толмачу говорить и не прерывали его, так как из его речи легко узнали бы о нашей цели. Когда Шуберт добавил несколько слов к этому объяснению, толпа загалдела еще больше и потребовала, чтобы нас выбросили вон. Схватив за рукава, русские вывели нас из дома, а чтобы мы шли быстрее, один гигант Полифем встал, взяв в руки меч. После этого позорного изгнания мы пошли к повозкам. Но едва мы отъехали, как нас настигли и потребовали вернуться. Они стащили нас с повозок и кулаками стали подталкивать вперед, пока мы не дошли до какого-то другого дома. Нас оставили в комнате, а других членов свиты собрали в задней части дома. Русские обыскали каждого отдельно, сорвали и взяли все, что у нас было: кольца, золотые цепочки, деньги и всю праздничную одежду. Потом нас выбросили из дома, у многих связали ремнем руки и отдали во власть русскому всаднику, который, зацепив ремень, приказал бежать за ним, и каждый раз, когда он поворачивал коня, нам приходилось делать такой же поворот. Этот позор пришлось терпеть на глазах у большой собравшейся со всех сторон толпы. Так мы вынуждены были [125] бежать до самого дома, который находился более чем в четверти мили от дворца. Но и здесь наш позор не кончился. Когда мы зашли в комнаты, то увидели, что королевские и наши подарки, предназначенные для Великого князя, и все то, что было отнято у нас, свалено на полу. С нас сняли обувь, всю одежду и плащи, мы были совсем нагими; нас потащили для насмешек пришедших сюда, они со злорадством, без всякого стыда, указывали на нас. После этого мерзкого представления нам дали одеться. Такому же сраму подверглась и свита. Затем русские забрали наши дорожные сундуки во дворец и держали их там три дня; когда их вернули, там не оказалось золота, серебра, серебряных кубков, иоахимсталеров 31 и шведских денег. В течение этих трех дней нас не пускали в комнаты, где мы жили раньше. Нас держали в гораздо худшем доме, словно преступников, и свиту тоже поместили в какой-то маленький дом, где они должны были жить в одной комнатке, словно свиньи в хлеву. Господь знает, где мы, посаженные на воду и хлеб, скрепя сердце провели те три дня, ожидая смерти или жестокой пытки.

Спустя три дня, 10 января, к нам пришел новый, седовласый пристав по имени Григорий Григорьевич 32. Он огласил великокняжеский указ о том, что все пережитое нами является местью. Посол Великого князя Иван Михайлович 33, а также его свита были ограблены в Стокгольме сразу, как только король Юхан захватил Стокгольм. Хотя мы не представились Наместнику и не рассказали о нашем деле (мы же делали это, следуя указаниям), Великий князь все-таки вернул нам и нашей свите одежду, чтобы пристав мог проводить нас в Москву.

Во время всей этой поездки с нами обращались [125] очень плохо, нас везли не как послов, а как арестантов и преступников. Хлеб был сплошь из отрубей, жажду мы утоляли холодной зимней водой, охранники пускали по ночам в комнату дым, чтобы мешать нашему отдыху. Каждый раз, когда мы трогались в путь, нас тщательно пересчитывали, как и тогда, когда прибывали на место ночевки. Такой несчастной и полной оскорблений была поездка, которая длилась три недели. Таковы были события в Новгороде

ПОРАЖЕНИЕ МОСКВИТЯН
И
ОСАДА ГОРОДА ВЕНДЕНА

Краткое и точное описание недавно происходившей осады славного и великого торгового города Вендена, в Лифляндии, именно: как стеснил его Москвитянин с 28 тысячным войском, беспрерывной пальбой довел до крайности и даже обстреливал для приступа, но как, наконец, 23 числа сего последнего истекшего Сентября, в час по полудни, он освобожден был Шведами и Поляками, и как застигли они Москвитян, бодро на них напали, несколько их тысяч, и в том числе князей, бояр и других знатных лиц, убили и взяли в плен, завоевали все орудия, провиант и амуницию, стоящие больших денег, доблестно удержали за собою поле битвы и остаток неприятеля с отличным мужеством прогнали в бегство.

С точным исчислением и поименованием Московских князей, бояр и знатных особ, которые убиты и взяты в плен, равно как и орудий.

ОСАДА ВЕНДЕНА

[3] Известно всем, какую бесчеловечную жестокость, какие бедствия и скорбь еще недавно испытали от Московского тирана города, крепости и селения, которые он покорил своему ужасному владычеству, но в особенности, к сожалению, очевидно, как отвратительный неприятель за год тому назад, поступал в Лифляндии, не только разоряя в этой стране крепости, города и замки, но даже не соглашаясь никого щадить, как бесчеловечно и низко он проявлял свой тиранский Гнев без всякого различия над полководцами, над лицами благородными, над знатными воинами, над особами духовными , женщинами и девицами, даже над малыми невинными детьми, приказывая их рубить в куски, четвертовать, втыкать на копья, раздирать лошадьми, сдирать с них кожу, равно как мучить другими ужасными способами и насиловать женщин и Девиц. Совершив все эти бесчисленные бедствия, он осмелился теперь, с войском из 28,000 человек, осадить замок и крепость Кистцы, в Лифляндии, где было всего 1500 воинов , а потом также большой и знаменитый торговый город Венден, и, по своему ужасному обычаю, начал его беспрерывно обстреливать, вредить ему пальбою и другими неприятельскими действиями, в особенности же до такой крайности довел этот город своими огромными пушками, что разрушил и сравнял с землею каменную стену, начиная от Массавской башни до бастиона, и если б не пришла помощь (как сказано будет ниже), то (по словам пленных и граждан, как сознавались они в этом после, судя по человеческому разумению), городу никак бы не уцелеть.

В таких обстоятельствах соединяются в добром порядке и с благой думой г. воевода Новохорцкий и г. Кафиа, с трехтысячным войском Короля Польского, также г. Ганс Вахтмистр и г. Генрих фон Енден, с войском Короля Шведского, и во славу Божию, 23 Сентября 78 года, во вторник, в час пополудни, неожиданно и бодро нападают на неприятеля. Поспешно устремляются они на окопы, сделанные перед Венденом, и хотя г. Вахтмистр и г. фон Енден, которые открыли нападение, были оттеснены многочисленным войском Москвитян, однако вторичный их натиск дружными силами оказался удачным: они смешали их ряды, убили более 6,000 человек, положили на месте некольких князей и бояр со всеми лучшими стрелецкими головами, многих из них взяли в плен, знатнейшего Московского воеводу повесили на самой большой пушке, называемой Волком, и тут же его убили, взяли в добычу 24 большие пушки и завоевали весь провиант и амуницию, какую Император возит с собою на войне, а остальное войско обратили в бегство и совершенно сбили с поля сражения, при чем, вместе с другими, утек и воевода Московский, по имени Хокца (?). [4] 

Конечно это дело скорее Божие, нежели человеческое, с таким малым количеством народа победить столько тысяч, обратить их в бегство и взять в добычу орудия, провиант и амуницию, стоящие больших денег.

По одержании такой славной победы над этим жестоким неприятелем, воевода предлагал Шведскому Королю половину орудий и всего, добытого в сражении, но Его Величество отказался и, напротив, отвечал прямо: "Бог это сделал", после чего ему было объявлено, что если он желает подарить следующей ему частью своего зятя, то имеет на то полное право. За тем Король намерен отправиться в Ревель, положив, однако, впоследствии возвратиться опять к своему войску, которое заняло перед Венденом Московский лагерь и окопы, и таким образом действовать заедино, преследовать далее жестокого неприятеля и чинить ему отпор.

Слава и честь всемогущему и всеблагому Богу, который, без всякого сомнения, как милосердый Отец, ниспослал для этой победы свою милость, благословение, силу и святых своих Ангелов, дабы столь ужас-ного неприятеля хотя сколько нибудь ослабить и милостиво избавить многие сетующие и сокрушенные сердца от тех ужасных мучений, каким он подвергает несчастных побежденных.

Иcчисление Московских князей, погибших в сражении.

Князь Федор Шереметев.
Князь Иван Облоцкий, наместник Обдорский, убитый на большой пушке, называемой Волком.
Князь Василий Сицкий.
Князь Михайло Оболенский.
Князь Андрей Палецкий.
Князь Никифор Зеперуков.
Князь Василий Воронцов.
Боярин Данило Салтыков.

Московские князья, бояре и прочие знатные особы, взятые в плен.

Князь Петр Иванович Хворостинин.
Князь Петр Иванович Татев.
Князь Михайло Федорович.
Князь Семен Оболенский.
Андрей Клобуков, знатнейший военный дьяк Московский.

Юрий Коханский.

Zoltan Сhicheioutz.

Петр Тюфякин (Тhephinikou).

Федор Колычов.

 

Исчиcление 24 пушек, взятых при этом поражении Москвитян.

3 большие мортиры, из коих бросают огромные каменные и чугунные бомбы, называемые Мурцинквицами.
1 большая пушка , называемая Волком, на которой был повешен и убит, как объяснено выше, Московский воевода.
2 большие пушки, которые Москвитяне называют Девками, употребляемые для приступов и ломки стен.
1 большая пушка, называемая Копчиком.
1 большая пушка, называемая Ястребом.
9 пушек полуторных (Pultoray) или полевых змей.
4 длинные пушки, называемые осадными змеями.
3 отменно длинные железные змеевика. [6]

Надо заметить, что за несколько дней перед тем, как на Москвитян сделано было нападение, они (может быть, по особенному промыслу Божию) отослали назад, вместе с восьмитысячным войском, не только отменно большую, но даже самую огромную, пушку, называемую Медведем, в предположении, что когда завоюют и займут знатный город Венден (который они уже наверно считали своим), то, в спешном их походе на Трейден и Дюнамюнд, это доставит им некоторое облегчение, и таким образом они возьмут всю землю, что, однако, Всемогущий Бог, по своему милосердому и чудному изволению и из отеческого своего сострадания, устроил, как уже сказано, во многом иначе: да будет же ему слава и честь во веки веков, аминь!

Печатано в Нюренберге Леонардом Гейслером.

Грамота Девлет-Гирея Ивану IV о причинах похода на Русское государство летом 1572 г. и об условиях установления мирных отношений

23 августа 1572 г.

А се перевод з Девлет Киреевы царевы грамоты 156.

Девлет Киреево царево слово московскому князю, брату моему Ивану князю Васильевичю после поклону слово с любовью то, что преже сего о Казани и о Асторохани холопа своего Янмагметь Хози гея (Янмагмет Хози гей - гонец от крымского хана Девлет-Гирея к Ивану IV, приехал к двору Ивана IV (в дер. Братошино под Москвой) в декабре 1571 г. См. ЦГАДА, Крымские дела, д. 14, лл. 32 - 32 об.) к тебе посылал есми. И ты, о Казани и о Асторохани молвя: “дадим”, грамоту свою прислал, а уланом моим и времянником посланые свои грамоты прислал еси: как великое царево величество, погоноря, отставите, сколько казны похочет, и яз бы то дал; молвя, писал еси к ним. А ты что так лжешь и оманываешь? Потому, оже даст бог, сею дорогою пришед самому было мне о том говорити отселева, послав человека переговорити не мочно, потому что далеко. А з ближнего места опять мочно, человека послав, переговорити, что есми со всеми своими людми пошел. И, наш приход проведав, на Оке на берегу хворостом зделали двор да около того ров копали, и на перевозе наряды и пушки еси оставив, да и рать свою оставил, а сам еси в Новгород пошел. И мы божиею милостию и помочью, дал бог здорово, Оку перелезчи со всеми своими ратьми, что делан двор и копаные рвы твои видели и с ратью твоею наши сторожи передние, повидевся не ото многа побилися да и мусульманская рать от нас прошалася и похотели дело делати. И яз молвил, что он, холоп (Он, холоп... - имеется в виду кн. М. И. Воротынский), по государскому своему веленью пришел, мне с ними что за дело. А нашего величества хотенье до князя их; молвя, их не ослободил, [182] пошли тебя искати, хотели есмя стати, где б сел и животины много, хотели есмя к тебе послати, где ни буди, посла да с тобою переговорити. И сею дорогою хотели от тебя ответ прямой взяти; молвя, шли были, а что твои рати назади за мною шли, - и назади у меня дети, увидев, без нашего ведома бой был, которые богатыри серца своего не уняв, на серцо свое надеяся, немногие наши годные люди билися и двух добрых взяли де, что дети мои без нашего ведома билися; на детей своих покручинивъся, назад пришед твоих людей около есми облег. И котороя нагайская рать со мною была, учали они говорити, что пришли есмя из нагами пять месяц и нам лежать не прибыльно и лошадем истомно; молвя, все заплакали и нужю свою нам в ведоме учинив, заплакав, на ногу пали. И мы потому, пожелеючи их, и слова их не отставили, со всеми мусульманскими ратьми и с лошадьми со всеми здорово потише поворотилися. Кто есть для нас делал на берегу двор и ров, и столко маялися, и мы тот двор ни во что покинув да перелезли, что было на перевозе твоей рати, наши люди, дело и бой учинив и погнав на силу, перелезли; что есте маялися месяцы три или четыре. Приходу нашему хотенье: с тобою поговоря, попрожнему на свою роту и о добре быти или прямой ответ от тебя взяти. Хотенье мое было: с тобою на въстрече став, слова не оставив, переговорити. А рать наша прямо с твоею ратью хотели делати. И хотенье их то было, и мы не ослободили. А твоя рать, вшедчи в город, свою голову оборонили. И со страхов дети боярские и пригодные люди твои всяк о своей голове колодези де копали; толко б из города вышли, - наша бы рать, против став, билися; хотя бив городе твоя рать стояла, обороняв свои головы; хотоли наши с ними делати, и мы не отпустили, пожелели: ссталося ли бы не ссталося-то дело обычное, и мы рати своей не потеряли. И будет тебе та твоя рать на надобе, и нам наша рать всегда пособщик. Что твои олпауты (Олпауты, алпауты - татарская знать) тебе посолжют и похвастуют, и тому б еси веры не нял: что есмя их худо зъделали, - и тебе ведомо будет. И ныне по прежнему нашему слову, меж нами добро и дружба быв, Казань и Асторохань дашь, - другу твоему друг буду, а недругу твоему недруг буду; от детей и до внучат межь нами в любви, быв роту и шерть учинив, нам поверишь. И мы с своими чесными князи сущего своего человека Сулешева княжого сына (Князь Сулеш - один из приближенных хана Довлет-Гирея, поручавшего ему дела, связанные с отношениями с Русским государством. Сулеш и “Сулешовы”, его потомки, играли при ханском дворе роль посредников между ханом и русским царем, были “амиятами” (“приятелями”) Москвы, которой сообщали секретные сведения о крымских делах и за это постоянно получали подарки (“поминки”) от Ивана IV. См. ЦГАДА, Крымские дела, д. 14; Послания Ивана Грозного. М. - Л., 1951, стр. 375, прим. 23), холопа своего Мурат мирзу з здешними твоими послы, гораздо почтив, честно отпустим. И сын нашь Адыл Гирей царевич там царь будет, тебе от него никоторого убытка и насильства не дойдет по нашему приказу; быв которые наши холопи по нашему приказу тебе и пособники будут, другу твоему друг буду, тебе много добра было б. А Казань и Асторохань наши юрты были, из наших рук взял еси; и ныне назад нам не хотите отдати; однолично мы о тех городех до смерти своей тягатися нам того у вас; не возмем, - и нам то грешно: в книгах у нас так написано: для веры однолично голову свою положим. И только казну и куны дашь нам, - не надобе; а будет бы мы похотели для казны в дружбе быти и сколько еси по ся места ко мпе кун посылал, - и для бы кун яз был в дружбе с недругом твоим, с королем (Недруг твой, король... - имеется в виду польско-литовский король Стефан Баторий) был. А с тобою есми начаялся добра, а на недруга твоего на короля не смотря, а девять лет не давывал мне король казны и присылал ко мне послов, не оставя, и казну дает. И яз, оставя то, начаяся с тобою миру, прямого ответу им не дал; и только похочешь с нами в дружбе и в братстве быти, Казапь и Асторохань дашь и с ротною своею грамотою и ключи астороханъские и казанъские одному своему олпауту на руки дашь и с любовною своею грамотою и, своих детей и князей и веремянников ротные грамоты взяв, холопу моему Мурату мурзе дав, и посла твоего, почтив, отпустим. А толко не похочешь с нами в дружбе быти, Казани и Асторохани не дашь, и ты б посланного гонца моего холопа Шигая и посла нашего Янболдуя, один свой прямой ответ дав, часа того отпустил, не отставил бы еси. А толко не пришлешь, и мы счастьем своим до Крыму дойдем. И мы твоего посла, почтив как ведетца в обычае и портище дав как в нашем государстве чин водетца, его не оставя, на борзе отпустим; так бы еси ведал. А только ответу не дашь, с недругом твоим, с королем, в дружбе быв, и зиму, и лето на тобя учну ходити, от тебя не отойду, преже сего к нам в посланой своей грамоте писал оси: Волги голова у вас, а устье вам дати нам не пригоже. Видитца и то твое слово прямо, и то и мы ведоем. И ныне [183] только дашь, другу твоему друг буду, а недругу твоему недруг буду. И только сею дорогою не сстанетца, и к тебе уже болши того человека не пришлю; волю твою тебе дали; которое дело прибыльнее, то и делай, волю тебе на руки дали, ты ведаешь. Да сего моего холопа Шигая с речми есми отпустил, и ты б его, гораздо спросив, разумел; его слово - мое слово; слову бы еси его верил да великой поклон, малые поминки, ширинку есми к тебе послал, так бы еси ведал; молвя, ярлык послан. Писан месяца августа в 23 день лета 980-го.

1582 сентября 17 – Письмо Юхана III новгородскому наместнику и воеводе и всем боярам с предложением перейти к нему на службу

 

Мы, Иван Третее, Божиею милостью Свейский, Готцкий и Вендийский король и великий князь Финскии земли, Корелский, Ижорскийи Шолонской пятины в Руской земли и Вифлянский земли государь к боярином и наместником и к воеводом и к всем приказным людем и воинским и иным, по именам без вывета, живущим тепере (в) Великом Новегороде. Писали есмы к вам преже сего много, берегучи вас, что вам было размыслити вашу погибель и оставити тиранна, того великого князя руского и ранее подкоритися нам,  и Свейскому венцу, и мы хотели вас всех пожаловати, а то вам не безвестно есть, которые ваши ранее приняли наше королевское слово и совет и подкорилися нам и доброволно отдали тех городов и замков, кои ныне под нашею властью держатца, те все безпакостно отъехали, да и всем, кои хотили на Русь ехати - волной отпуск. Но и тех, кои нам придалися и нашему владению и крест нам целовали, их всех великим нашим береженьем пожаловали поместьями и годовым оброком денежным и суконным, что оны вперед  никоторое хотение имеют к своему пережному государю великому князю рускому ехати. И то вам ведемо есть, каково им сталося, кои противлялися нам и на обронитца стали, не потакаючи нашеи милостивые заповеди и не подкорилися нам, им всем смерть и погибель погибель стало, иным от меча и иных оружен, как в Ругодиве было, а иным от глада, как в Паиде и в Падсе лучилося. И понеж мы ныне отпустили нашего болшого воеводу, благородного князя Понтуша Делагардского, волного государя и князя до Ехолма и государя Колского и Сундеиского с нашею болшею ратью грубно и яростно посетити вашего государя великого князя Руского и его земель и его подовластных людей. И мы ещо хотим всем ноугородским придумати и помянути, что на сердце положили и разсудили великое тиранство, городость и нехрестьятелных дел, кои он на многие лета сотворил есть. И напоследок и сына своего сам убил и извел. А будет вы хотите вашу последную погибель уитити, ино вам подкоритися нам и нашему владению и отдати нам Великии Новгород с посады в наших руках, оставячи того тиранна вашего государя великого князя руского и исповедати нас за вашего прямого государя короля и владителя. И то вам однолично ведомо учиним, что мы не велили нашим воинским людем из новогородских и изо псковских земель выитити преж Великого Новгородского взятия, чтобы наша власть тамо была как во иных городех около лежащих лучилося, кои мы на Руси поимали. А будет вы доброволно не отдаете замка того Новагорода с пасады в наших руках, как преже писано е(сть), ино вам то знатно будет, что вам тем лучитца и покажетца. Но и аще будет так, что вы ныне, коли время е(сть), хотите приняти нашу милостивую заповедь и доброволно нам отдати Ноугород Велики, и мы крепостью сей наши грамоти, комуждо различно посулим и прикажем, сколке в вас хотят опять на Русь ехать, и то вам всем волно есть без всякой пакости до живот и имения. А те иные, кои хотят нам бити челом и в наши службе и под нашим защищением быти и исповедати нас за вашего прямого государя и короля, вас всех хотим пожаловати всякому по своему чину болши старого поместьями и годовым жалованбем, какой вам у вашего пережного государя и великого князя было. Тако ж де держати вам вашое богомолство, владыку, архимандритов, игуменов, чернцов, черниц, церквы и монастыры по-старому без всякой погибели и пакости, и никому власть имати велим и изобидити вас, ни до живот и имения, ни жен, ни детей или что имеете. А будет кто осмелитца таково творити, тому быти под нашею великою казнью и в опале и в гневе. И будет вы и псковскии и тверскии хотити себе взяти государя от лутчево роду руских князеи, потому что меншой сын великого князя мало умен есть и не умеет царьствовати после смерти отца своего (сверху: кои) не оставит своего не христьятелного и безаконного жития доколе жив будет, и мы то вам ослободим, да токе тем докончанием, которого зберете себе государя, чтоб он нам с кррестным целованием и верою и правдою укреплен был. А мы противу того хотим дати его в нашом королевское защищенье и заступление и оборонити его от всех его не приятелей. И как мы крепко и пристрашно велили нашему болшому воеводи над ними делати, кои противятца нашей милостивые заповеди, так мы велили ему с всеми милостьливо и жаловално жити, кои нам поклонятца. Да сверх того, что наш болшой воевода станет с вами говорити о деле или словом нашим королевским чево посулит и прикажет или грамотами за своею печатью, то все будет крепко, твердо и нерушително быти. Того ради писали к вам и к иным такии грамоти за своею королевскою болшою печатью. Писана в очине нашии в Упландском княженстве в королевском граде нашем Упсале в месяца сентября в 17 числе лета 1582го, в королевском владении нашем в четыррнатцетом году

 

Писцовая книга Новгородского уезда Зарусской и Залесской половин Шелонской пятины письма и меры Левонтея Оксакова и подьячего Олеши Малахова. 1582 // РГАДА, ф. 1209, оп. 1, д. 957.

 

(л.655) Погост Лосецкой Царя и Великого Князя. А на погосте церковь древена Михаило Арханъил да два придела  Никола Чюдотворец да Дмитрей Селунский, да теплая церьковь Петра Чюдотворца Московского всея Русии, да на погосте ж (д) попов, да три (м), что были дворы церьковные, сожгли литовские люди, пашни паханые церьковные семь коробей, сена сорок копен.

 

В том же в Лосецком погосте за помещики за детми боярскими.

За Дмитреем за Зах[арьевы]м сыном Во сыном Юм за За[харблохова старое [отца его] поместье.

(Дрв) Сапог, сожгли литовские [люди, а в ней:] (м) дворовое помещикова да три (м) (л.655об.) дворовы[х] люцьки[х], па[ш]ни перелогом семьнатцать коробей бес пол коробьи, сена тритцать копен, в пусте полчетверты обжи.

(Пус), что была деревня Бешкова, а в ней девятнатцать (м) дворовых крестьянских, пашни перелогом дватцать пять коробей да лесом поросло [и в жертъ] шесдесят коробей в поле, а в дву по тому ж, сена двесте копен, лесу, бору и болота в длину на версту, а поперег на пол версты, в пусте семнатцать обеж.

 

Hosted by uCoz